Проверяют ли в тюрьмах на вич и гепатит

Тюрьма лишает не только свободы, но и права на выбор лечения. Здоровье и жизнь человека за решеткой находятся в руках тюремной системы здравоохранения: какие препараты пропишут, и пропишут ли вообще, придет ли врач, когда будет плохо. Корреспондент СПИД.ЦЕНТРа Екатерина Гробман рассказывает о ВИЧ-положительных людях в колониях, оказавшихся лицом к лицу с диагнозом, равнодушием и системой госзакупок.

Ольге из Екатеринбурга поставили диагноз ВИЧ-инфекция в 2000 году. Ей было 17 лет. После этого она фактически стала тем, кого позже назвали ВИЧ-диссидентами. Как рассказал СПИД.ЦЕНТРу ее супруг Сергей, лечиться девушка сначала хотела, но от этого ее «будто бы сама жизнь отталкивала». По его мнению, в начале нулевых отношение к людям с этой болезнью было «гораздо хуже, чем сейчас: в обществе была паника, от ВИЧ-положительных шарахались, как от прокаженных».

Ольга жила в студенческом общежитии. Когда у нее обнаружили болезнь, то местный СПИД-центр начал посылать ей письма с напоминаниями об обследованиях. «Письмо это положили в ящик, а в общежитии он общий, то есть чтобы найти свое письмо, надо перебрать все остальные. В общем, письмо все увидели, узнало все общежитие, началась травля», — объяснил Сергей.

В итоге отказаться от лечения для Ольги было морально проще. Поначалу проблем это не вызывало, жизнь продолжалась как обычно, болезнь ее не беспокоила. Сергей тоже ВИЧ-позитивный (но терапию принимал), поэтому в личных отношениях этот вопрос между ними не поднимался. В 2014 году пара решилась завести ребенка. Роды прошли хорошо, ребенок родился здоровым, но у самой Ольги начались первые осложнения.

Современные лепрозории

В 2017 году женщина стала чувствовать себя совсем плохо: на фоне ВИЧ открылся периферический туберкулез. Муж уговорил ее вернуться к лечению. Тогда же начались проблемы с законом. Первый раз Ольгу задержали с наркотиками и дали год условно за хранение запрещенного вещества. Сергей относится к наркотикам крайне отрицательно, но допускает, что для жены это в какой-то степени было необходимостью. «Понимаете, это страшная боль. Слизистая опухла, и она совсем перестала есть. Неделю могла ни крошки в рот не брать. Наркотики помогали, и она хотя бы могла поесть, — осторожно говорит он. — Она не употребляла регулярно. Я ее и не оправдываю. Но все же если бы было какое-то средство… Под контролем медиков, в лечебных целях, избавиться от этой страшной боли, а не купленная в подворотне грязь…»

Микобактерия туберкулеза передается от больного человека здоровому воздушно-капельным путем. Эта микобактерия живет в организме у трети населения земного шара. У людей с высоким уровнем иммунного статуса туберкулез никак себя не проявляет в течение всей жизни, развиваться болезнь начинает, когда ослабевает иммунитет. Так как ВИЧ поражает иммунитет, в среднем через 5—15 лет он заметно снижается, и вероятность заболевания туберкулезом возрастает.

В декабре прошлого года Ольгу снова задержали с несколькими миллиграммами вещества. Приговор — 4,5 года колонии.

Но с социально опасными заболеваниями отправляют в специальные учреждения ФСИН. В России всего два лагеря для женщин с туберкулезом. Ольгу отправили в лечебно-исправительное учреждение (ЛИУ-32) в Минусинск, это город в Красноярском крае в 2500 километрах от Екатеринбурга.

С начала года Сергей ездил к супруге дважды. От условий в колонии он пришел в ужас. «Больше всего это напоминает современный лепрозорий. Этих несчастных женщин свезли в одно место с одной целью — чтобы они там умерли и никого не заразили, — негодует Сергей. — Болезнь такая… никто не хочет к ним лезть. Рядом есть поселение, где живут обслуживающие люди, но они редко заходят к ним на территорию. Какую-то электрику сделать или там крышу — еще ладно, но в целом женщины просят выслать им краску — сами делают ремонт на свои же средства, полы моют сами. Людей можно понять, но чего я понять не могу — в якобы лечебном учреждении нет толком никакого лечения».

По его словам, в колонии нет инфекциониста, а ему прямо говорили: «Мы лечим только туберкулез, идите лечите свой ВИЧ где хотите». «Препараты дают как попало, без назначения инфекциониста, — рассказывает мужчина. — А ВИЧ и туберкулез надо лечить очень грамотно, даже препараты принимать строго по времени».

Главный инфекционист Управления федеральной службы исполнения наказания ФСИН Григорий Каминский сказал СПИД.ЦЕНТРу, что инфекционист обязательно должен быть в колонии, которая лечит туберкулез. Узнав об истории Ольги, он пообещал попробовать разобраться в вопросе и помочь ей.

Сергей старается брать разные подработки, чтобы покупать жене таблетки и собирать посылки в Минусинск. Говорит, когда у него случаются обострения заболеваний, с ребенком сидят родственники. Он не теряет надежды добиться освобождения умирающей жены — врачи поставили ей стадию 4Б, то есть последнюю. В России существует постановление Правительства, которое запрещает содержать смертельно больных людей под стражей при соответствующем решении тюремных медиков. Однако такие решения выносятся редко: уполномоченная по правам человека в России Татьяна Москалькова отмечала, что суд освобождает меньше половины тяжелобольных.

«В конце сентября мы проиграли суд. Медики пишут: «Рекомендовано содержание в местах лишения свободы». Но я слышал, как говорят в диспансерах… Если ВИЧ и туберкулез — это не одной, а уже двумя ногами в могиле. Как же медики могут так писать? Вот и получается — если попал, там навсегда и останешься. Но я не сдаюсь. Сейчас собираю справки для апелляции, нанял адвоката», — говорит Сергей.

Скоро он поедет на третье свидание к жене в Минусинск. «Свидания дают очень редко, но такое чувство, что приезжаю буквально я один. Там десять комнат для свиданий, за прошлые два раза я никого там не видел. Этих женщин все забывают», — резюмирует он.

Нередкий случай

Как отчитывалась ФСИН, по состоянию на 1 января этого года в учреждениях уголовно-исполнительной системы содержались 61 417 ВИЧ-положительных заключенных. Это около 7 % от всех живущих в России с ВИЧ.

«ВИЧ-инфекцией поражены каждый десятый мужчина и каждая пятая женщина, содержащиеся в учреждениях УИС», — говорили тогда во ФСИН. Треть смертей в системе приходится на ВИЧ.

По данным Федерального научно-методического центра по профилактике и борьбе со СПИДом Роспотребнадзора, в стране живет 1 007 369 россиян с диагнозом ВИЧ-инфекция. По их оценке, еще от 300 до 500 тысяч человек не знают про свой ВИЧ-положительный статус.

Более того, согласно статистике ФСИН, антиретровирусную терапию (АРВТ) получают лишь половина больных (52 %). Ее дают лишь тем, у кого количество клеток CD-4 становится меньше 350. Это устаревшие правила. Всемирная организация здравоохранения рекомендует назначать терапию сразу же после выявления болезни и при любых показателях. Впрочем, практически везде в России до сих пор руководствуются старыми нормами лечения и выдают лекарства только при падении клеток до уровня в 350 или меньше (в норме у человека от 600 до 1200 клеток CD-4).

Из-за неоказания должной медицинской помощи в местах лишения свободы Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) уже неоднократно выносил решения не в пользу России, рассказал СПИД.ЦЕНТРу юрист проекта «Правовая инициатива» Рустам Мацев. В начале года юристы проекта обратились по этому поводу в ЕСПЧ с совместной жалобой от трех заявителей.

Проблему для них создало присоединение Крыма к России. Все трое заявителей попали в места лишения свободы, еще когда полуостров был украинским, а в 2014 году российские паспорта им выдали автоматически, приведя их к двойному гражданству.

У одного из них, Игоря*, ВИЧ обнаружили еще в 1993 году, лекарства он принимал с 2001. Также среди его диагнозов язва желудка, гепатит С, энцефалопатия, себорея. Как рассказал Рустам Мацев, в 2015 году в период содержания в СИЗО антиретровирусную терапию он не получал, приходилось брать лекарства у сокамерников. В ноябре 2015 его перевели в колонию, он потребовал запросить медицинские документы из бывшего места содержания, поскольку администрация колонии ничего не знала о его заболеваниях. «Истребовать документы отказались, сославшись, что документы украинского образца все равно не подходят, впоследствии выяснилось, что стадии ВИЧ и схемы лечения разные», — рассказал адвокат.

В тот момент, когда он оказался в колонии, там официально не было зарегистрировано людей с ВИЧ и, соответственно, не было и врача-инфекциониста. Хотя Игорь в разговоре с юристом утверждал, что на самом деле там было около 70-80 ВИЧ-положительных заключенных. Терапию им не давали.

Спустя четыре месяца по его требованию врачи провели анализы, чтобы диагностировать и подтвердить уже имеющиеся заболевания. Результаты анализа и медкарту отправили инфекционисту в другой город. Он назначил АРВТ как наивному пациенту, то есть тому, кто только начинает впервые пить терапию. Но эти лекарства на мужчину не действовали — он их пил еще в 2001 году, и ему уже нужны другие препараты. По словам Мацева, Игорь «до настоящего времени надлежащую АРВ-терапию не получает».

Мужчина даже не знает, что происходит у него со здоровьем: результаты анализов не выдают. А от неправильной схемы лечения состояние только ухудшилось, появились сильные боли.

Другой заявитель, Сергей*, узнал, что у него ВИЧ на стадии 4Б, только в колонии. В течение полугода ему не назначали лечения — не было заключения инфекциониста. С конца февраля этого года он начал получать АРВТ, но так как таблеток не хватало, он получал неполную схему. «У них схема лечения идет из трех препаратов, а могли выдавать только два, но она просто не действует. К тому же между приемами были промежутки, что тоже вырабатывает резистентность. В общем, очень халатное отношение было в этом плане», — рассказал Мацев.

«ВИЧ-инфекция у тех, кто лечится, перестает прогрессировать и не достигает стадии СПИДа. Если люди лечатся правильно, они доживают до старости и умирают не от СПИДа, а от болезней старости, — объясняет заведующая амбулаторно-поликлиническим отделением ГКУЗ ЦПБ СПИД по Московской области Елена Орлова-Морозова. — Поэтому, когда выдают неполный комплект препаратов, это чревато развитием резистентности (устойчивости к препаратам). Сегодня мы знаем и двухкомпонентные режимы, но я не уверена, что в местах лишения свободы выдают их. Я так понимаю, что в данном случае просто дают те таблетки, которые есть в наличии. При таком раскладе очень опасно прописывать неполные режимы. Препараты нужно принимать в строгом соответствии с предписаниями врача: ежедневно, в определенное время и строго без пропусков — только так достигается нужная концентрация препаратов, подавляющих вирус».

Третий заявитель, Александр*, уже вышел на свободу, ВИЧ у него нет, он вернулся в Украину. В колонии отбывал наказание с августа 2015 года, у него заболевание мочеполовой системы, это хронический простатит и болезнь Пейрони. В его случае болезни просто не были своевременно диагностированы.

«Правовая инициатива» подала жалобу в начале года, коммуницировали ее (направили жалобу для ознакомления и представления по ней письменных замечаний государству-ответчику), по меркам ЕСПЧ, достаточно быстро — через четыре месяца. Как пояснил Мацев, это произошло из-за применения специальной процедуры, когда суд не имеет особых вопросов и сомнений: «То есть это настолько частое нарушение, с которым они сталкиваются, что нет сложностей, мешающих быстро рассмотреть это дело».

Второго октября адвокату направили копию ответа правительства и предложили прокомментировать ее до 29 ноября. Позиция правительства — жалоба должна быть признана неприемлемой по критерию неисчерпанности на национальном уровне. Это значит, что заявители не обращались в национальные суды.

«Я думаю, все понимают, в том числе и представители Минюста, что позиция ЕСПЧ по этому поводу уже известна: по такой категории дел Европейский суд не считает эффективным средством защиты обращение в национальные суды, потому что они не способны остановить это нарушение, исправить его в необходимые сроки, чтобы человек получил компенсацию, начал получать необходимые лекарства», — говорит адвокат. Кроме того, в меморандуме правительства РФ содержатся, по его словам, «общие тезисы» о том, что «медицинская помощь оказывалась в соответствии со стандартами Минздрава», то есть опровержения конкретных случаев заявителей нет.

По словам Мацева, частые решения ЕСПЧ не могут поменять систему в целом, как и не могут гарантировать, что выигранный суд будет точно значить нормальное лечение для заявителя, находящегося в тюрьме. Но такие решения по крайней мере дают начало проверкам в системе ФСИН, которые могут привести к улучшениям.

Вопрос человечности

В сентябре «Коммерсантъ» писал о перебоях с АРВТ в учреждениях ФСИН из-за сбоя в системе госзакупок. По данным газеты, в конце мая представители общественного движения «Пациентский контроль» обратились к директору ведомства Геннадию Корниенко по поводу возможного дефицита препаратов для людей с ВИЧ. Дело в том, что с марта 2019 года Минздрав перестал включать препараты для ФСИН в централизованные закупки, проводить аукционы должна сама служба исполнения наказаний. Как писали общественники, ряд аукционов Минздрава, объявленных до исключения ведомства из закупок, не состоялся, позже они были переобъявлены, но уже без указания службы в качестве потенциального получателя. То есть даже если торги состоятся и Минздрав заключит контракты, то заключенные все равно не получат лекарств. Это касалось препаратов: ламивудин, абакавир, диданозин, тенофовир. При этом ламивудин входит практически в каждую схему лечения ВИЧ-инфекции в стране.

Во ФСИН на это ответили, что ВИЧ-положительные заключенные обеспечиваются терапией в полном объеме. «Ведется работа по осуществлению закупки оставшейся части антиретровирусной терапии, заключение госконтрактов планируется осуществить в течение июля-августа 2019 года», — ответили в ведомстве «Пациенсткому контролю». Правда, газете на аналогичный запрос ответили, что «ведется работа по осуществлению закупки антиретровирусных препаратов на четвертый квартал 2019 года и 2020 год». А с июля на сайт «Перебои.ру» начали поступать сообщения о нехватке ламивудина в учреждениях ФСИН Свердловской области.

На Change.org. собирают подписи под просьбой провести проверку в Астраханской колонии, где заключенные тоже жалуются на перебои с АРВ-препаратами. Ранее СПИД.ЦЕНТР рассказывал о бывшем заключенном рыбинской колонии ИК-12 Николае Комарове, который подал в суд на руководство колонии из-за того, что его фактически не лечат: за время в колонии его болезнь с третьей стадии прогрессировала до четвертой, а виной тому, полагает он, недостаток антиретровирусных препаратов. Двадцатого сентября Нижегородская прокуратура по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях вынесла представление начальнику регионального ГУФСИН об устранении нарушений: проверка выявила, что на аптечном складе медсанчасти не было тенофовира — препарата АРВТ, который входит в перечень жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов. На тот момент курс лечения был прерван у 30 заключенных.

Заместитель главы Общественной наблюдательной комиссии Москвы, член Совета по правам человека Ева Меркачева объяснила СПИД.ЦЕНТРу, что дела в российских колониях обстоят по-разному, и зачастую положение упирается в начальника колонии и персоналию врача.

«Одному все равно, а другой реально с каждым беседует, пытается как-то вникнуть. Если мы берем Москву, у них сейчас есть все условия, чтобы работать. У врачей отличная зарплата, поверьте мне, я это выясняла. Это не тот случай, когда мы жаловались, что медсестра получает 9 тысяч рублей. Это было, но сейчас такого нет, лекарств хватает, в принципе, все, что нужно, — это просто быть людьми, относиться к заключенным по-человечески, — уверена Меркачева. — Но не у всех это есть, кому-то просто противопоказано работать с людьми. Особенно если люди [ВИЧ-положительные] в статусе заключенных, они их априори считают людьми второго сорта. Я помню, были такие доктора, которые осматривали через кормовое окно. Мы стараемся выявлять таких врачей, чтобы их не было в системе».

*Имена героев изменены в целях их безопасности.